Закон Девяток - Страница 13

Алекс вошел в единственный лифт, который поднял его на девятый этаж. Он ненавидел эти зеленые металлические двери. Краска была вся исцарапана медицинскими тележками так, что через нее виднелся грязный ржавый металл. В лифте пахло плесенью. Он знал наизусть звучание каждого тяжёлого удара на пути следования механизма вверх.

Лифт притормозил перед остановкой и наконец открыл створки у кабинета медсестер на девятом этаже. Запирающиеся двери привели его к проходу в женское отделение с одной стороны и мужское с другой. Алекс вписал свое имя в регистрационную карту снова и проставил время: три часа пополудни. Здесь все посетители тщательно проверялись. Он должен будет выписаться, прописав так же и ремя своего ухода. Дверь лифта будет оставаться закрытой, пока каждый посетитель не заполнит эти бумаги, во избежание того чтобы какой-нибудь пациент не одурачил новенького доверчивого работника.

Санитар в белых штанах и рубашке вышел из маленького помещения позади кабинета медсестер, вытащил ключи на тонком металлическом кольце, пристегнутом к его поясу. Этот санитар был человеком крупных габаритов и всегда горбился. Он знал Алекса. Наверное, все работающие в "Матери Роз" знали Алекса Рала.

Мужчина глянул через окошко прочной наружной двери, и, убеждённый в том, что там никого нет, повернул ключ в замке.Он распахнул тяжелую дверь.

Санитар перевернул пластиковую телефонную карту другой стороной:

- Звони, как закончишь, Алекс.

алекс кивнул. -Как она?

Санитар пожал своими округлыми плечами.

- Да так же.

- Она доставляла какие-нибудь проблемы?

Санитар выгнул бровь.

- Она пыталась забить меня до смерти пластмассовой ложкой несколько дней назад. Вчера она налетела на медсестру, и, скорее всего, избила бы ее до бесчувствия, если бы в это время в десяти шагах от них не оказалось еще одного санитара.

Алекс покачал головой. "Мне жаль, Генри."

Тот снова пожал плечами:

- Это часть работы.

- Если бы я только мог остановить ее…

Генри одной рукой придержал дверь:

- Ты не можешь, Алекс. Не терзай себя этим. Это не твоя вина; она больна.

Пол холла, покрытый сероватым линолеумом, был испещрён темно-серыми завитками и зелеными пятнами, которые предположительно должны были добавить чуть-чуть интереса. Это было самое ужасное из всего, что Алекс мог представить. Свет с террасы отражался от волнистого пола, придавая ему почти жидкий вид. Комнаты одинакового размера с каждой стороны имели лакированную дубовую дверь с посеребренными металлическими ручками. Замков не было. Каждая комната была кому-то домом.

Плач,доносящийся из темных комнат, отзывался эхом в коридоре. Злые голоса и крики были здесь привычны - диспуты со своими фантазиями являлись проклятием некоторых больных.

Душевые в конце ванной комнаты были закрыты, те самые, что проходили вдоль нескольких комнат, в которых запирали особо буйных пациентов, когда те становились опасными. Изоляция больного в такой комнате должна была подтолкнуть его к общению и адекватному поведению

Терраса с её застекленной крышей казалась ярким лучом солнца в этой мрачной тюрьме. Лакированные дубовые столики были аккуратно расставлены по комнате. Они были прикручены к полу. Хлипкие пластиковые стулья - нет.

Алекс сразу же заметил свою мать, сидевшую на кушетке напротив дальней стены. Она смотрела на то, как он подходит, и не узнавала его. Очень редко она понимала, кто он такой, и он мог наверняка определить по ее взгляду, что в этот раз она его не узнала. Это было очень тяжело для Алекса - осознавать, что обычно она не имеет никакого представления, кто он такой.

Телевизор, прикрученный высоко на стене, показывал Колесо Фортуны. Веселье и смех с экрана телевизора ударяли поразительной противоположностью этой темной комнате отдыха. Несколько пациентов смеялись вместе со зрителями, не понимая над чем смеются. Они лишь знали, что смех был обязательным, и смеялись до упаду из чувства общественного долга. Алекс понял, что лучше уж смеяться, чем плакать. Между смешками некоторые из молоденьких женщин пристально наблюдали за ним.

Привет мам! - сказал он своим солнечным голосом когда подошёл.

Она носила бледные зеленые пижамные штаны и простой топ с цветастым рисунком. Выглядело это довольно непривлекательно. Ее волосы были длиннее, чем у других пациенток. У большинству женщин волосы были короткими и вьющимися. Мать Алекса была как будто защищена своими волосами песчаного цвета, рассыпавшимися по плечам. Ее начинали сводить судороги, если мед-сестры пытались ее подстричь. Работники лечебницы и не подозревали, что это было что-то вроде войны. Иногда они снова пытались остричь ее локоны, думая, что она позабыла об этой своей единственной ценности. Но она не забывала. Алекс был рад, чо есть в этом мире хоть что-то, значимое для нее.

Он присел на диван рядом с ней.

- Ну, как ты?

Минуту она смотрела на него .

- Хорошо.

По ее тону Алекс понял, что она не имеет никакого представления о том, кто он.

- Я был здесь на прошлой неделе. Помнишь?

Она кивнула, смотря на него.Алекс не был уверен, что она поняла вопрос.Она часто говорила, то что не соответствует действительности. Она говорила, что её посетила сестра. У неё не было сестры. Она могла сказать, что ходила по магазинам. Ей никогда не разрешали покидать пределы девятого этажа.

Он провел ладонью по ее голове:

- Твои волосы выглядят сегодня чудесно.

Я причёсываю их каждый день.

Тучный мужчина, обычно одевающий блестящие черные туфли, которые скрипели, вкатил тележку в комнату отдыха. "Время перекусить, дамы."